После того как Аллен и Анвин, под давлением Толкиена решиться, неохотно отказалиcь публиковать "Властелин Колец" вместе с "Сильмариллионом", Толкиен был уверен, что Мильтон Уолдмен из издательства "Коллинз" вскоре издаст обе книги со своей фирменной печатью. Весной 1950 г. Уолдмен сказал Толкиену, что он надеется начать типографский набор ближайшей осенью. Но там были задержки, в значительной степени вызванные частым отсутствием Уолдмена в Италии и его болезнью. К самому концу 1951 г. никакие соглашения о публикации еще не были готовы, и "Коллинз" становились озабочены суммарной длиной обеих книг. Было очевидно, по мнению Уолдмена, что Толкиен написал следующее письмо - полный текст которого имеет длину около 10 тысяч слов - с намерением показать, что "Властелин колец" и "Сильмариллион" взаимозависимы и неделимы. Письмо, которое интересовало Уолдмена столь сильно, что он сделал печатную копию, не датировано, но возможно, написано в конце 1951 г.
Мой дорогой Мильтон,
Ты просил короткий очерк о моем материале, связанном с моим воображаемым мiром. Трудно сказать что-либо, не сказав слишком много: попытка сказать несколько слов открывает шлюз волнения, эгоист и художник сразу желает сказать, как вырос этот материал, не что он похож, и что (как он думает) он значит, или пытался представить всем этим. Я нанесу кое-что из этого тебе; но я прибавлю простое резюме его содержания, которое (может быть) - это все, что ты хочешь или сможешь использовать или на что хватит времени.
В порядке времени, развития и сочинения, этот материал начался с меня - хотя я не предполагал, что он интересен кому-либо, кроме меня. Я не припомню времени, когда бы я не сочинял его. Многие дети выдумывают, или начинают выдумывать, воображаемые языки. Я делал это с тех пор, как научился писать. Но я никогда не останавливался, и конечно, как профессиональный филолог (особенно интересующийся лингвистической эстетикой), я изменил вкус, улучшил это в теории и, возможно, на практике. За моими историями стоит связь языков (по большей части лишь структурно набросанных). Но к тем созданиям, что по-английски я называю, вводя всех в заблуждение, эльфами, приписаны два родственных языка более-менее завершенных, чья история написана и чьи формы (представляющие две стороны моего лингвистического вкуса) научно выведены из общего происхождения. На этих языках составлены почти все имена, появляющиеся в моих легендах. Это дает определенный характер (сплоченность, согласованность языкового стиля и иллюзия историчности) системе имен, хотя, как я верю, она испытывает заметный недостаток в других сравнимых вещах. Не все почувствуют это столь важным, как я, тем более что мое проклятие - острая чувствительность к таким вопросам.
Но основной моей страстью изначально в равной степени были миф (не аллегория!) и волшебная сказка, и превыше всего героическая легенда на краю волшебной сказки и истории, которых так мало в мiре (доступных для меня) на мой аппетит. Я был учеником до того, как мысль и опыт открыли мне, что это не расходящиеся интересы - противоположные полюсы науки и романтики - но цельно связанные. Я не "учен" в делах мифа и волшебной сказки, однако, поскольку в таких вещах (насколько мне известно) я всегда выискивал материал, вещи определенного тона и духа, а не просто знание. Также - и здесь я надеюсь, что это не прозвучит абсурдно - с ранних лет я был огорчен бедностью моей любимой страны: у нее нет собственных историй (связанных я ее языком и почвой), нет качества, которое я искал и находил (как компонент) в легендах других стран. Это были греческие, кельтские, романские, германские, скандинавские и финские (которые сильно волнуют меня), но ничего английского - сохранился убогий материал для книг дешевых сказок. Конечно, был и есть целый артуровский мiр, но сила, с которой он несовершенно натурализован, связана с почвой Британии, а не Англии; и он не возмещает того, что я чувствую упущенным. С одной стороны, его "сказочность" слишком обильная и фантастическая, несвязная и повторяющаяся. С другой и более важной стороны, он вовлечен в христианскую религию, и определенно содержит ее.
По причинам, которые я не уточняю, это кажется мне пагубным. Миф и волшебная сказка должны, как и все искусство, отражать и содержать в своем решении элементы моральной и религиозной правды (или неправды), но неясно, не в известной форме первичного "настоящего" мiра (я говорю, конечно, о современной ситуации, не о древних языческих, дохристианских днях. И я не буду повторять то, что сказал в своем эссе, которое ты прочел).
Не смейся! Но когда-то (с тех пор я упал духом) я имел намерение сделать свод более-менее связанных легенд, простирающихся от огромного и космогонического до уровня романтической сказки - большее основано на меньшем в связи с Землей, меньшее притягивает великолепие от обширных задников - который я мог просто посвятить Англии, моей стране. Он должен иметь тон и качество, которых я желал, что-то спокойное и ясное; должен иметь аромат нашего "воздуха" (климата и почв Северо-Запада, подразумевая под этим Британию и ближайшие части Европы: не Италию или Эгеиду, тем более не Восток), и, имея (если бы я смог достичь этого) неуловимую светлую красоту, которую некоторые называют кельтской (хотя ее редко находят в настоящих древних кельтских вещах); он должен быть "высоким", очищенным от грубости и подходящей более взрослому уму страны, издавна пропитанной поэзией. Я обрисовал некоторые из этих великих повестей полностью и оставил многие лишь набросанными схематично, в очерках. Эти циклы должны быть связаны в величественное целое, и еще оставить простор для других умов и рук, владеющих рисованием, музыкой и драмой. Абсурд.
Конечно, эта высокомерная цель не развилась вся сразу. Материалом были простые истории. Они вырастали в моем уме как "данные" вещи, и когда они приходили, отдельно вырастали звенья. Увлекательный, хотя постоянно прерываемый труд (особенно с тех пор, даже не считая неизбежностей жизни, как ум улетал на противоположный полюс и тратился на лингвистику): все же я всегда имел чувство, что я записываю то, что уже было "там", где-то, а не изобретаю.
Конечно, я сочинил и даже написал много других вещей (особенно для моих детей). Некоторые из них вышли, схваченные с веток этой восприимчивой темы, будучи в конечном счете полностью не связанные с ней: "Лист кисти Ниггля" и "Фермер Джайлс", например, единственные два, которые были напечатаны. "Хоббит", который имел гораздо более существенной жизни в себе, был задуман независимо: когда я начинал его, я знал, что продолжу. Но он оказался открытием завершения целого, его способ спуска к земле и слияния с "историей". Как высокие легенды в начале, я предполагаю, смотрят на вещи через призму эльфийских умов, так средняя история "Хоббита" дает фактически человеческую точку зрения - а последняя история смешивает их.
Я не люблю аллегорию - сознательную или намеренную аллегорию - и все же любая попытка объяснить смысл мифа или волшебной сказки обязательно использует язык аллегории. (И конечно, чем больше "жизни" есть в повести, тем более чувствительной она будет к аллегорическим толкованиям: ведь лучшая умышленная аллегория делает более желанным то, что она достигает как повесть.) В любом случае, весь этот материал главным образом касается Грехопадения, Смертности и Машины. С Грехопадением - неизбежно, и этот мотив появляется в разных видах. Со Смертностью, особенно поскольку она влияет на искусство и творческое (или, как я должен сказать, "мало-творческое"(sub-creative)) желание, которое, кажется, не имеет никакой биологической функции и существует помимо удовольствий простой, обычной биологической жизни, с которой в нашем мiре оно обычно борется. Это желание сразу же обвенчано со страстной любовью к настоящему первичному мiру и, следовательно, наполняется чувством смертности, и при этом не удовлетворяется им. Есть разные возможности для "Грехопадения". Оно может стать собственническим, цепляясь к вещам, сделанным "сами по себе", когда "малый творец" хочет быть властелином и Богом своего частного творения. Он восстанет против законов Творца - особенно против смертности. Оба эти явления (по отдельности или вместе) приведут к жажде власти, чтобы сделать волю более быстрой и эффективной - и таким образом к Машине (или Магии). Под последним словом я понимаю всякое использование внешних планов или приспособлений (аппаратов) вместо развития врожденных внутренних сил или талантов - или даже использование этих талантов с испорченным побуждением к господству: чтобы разворотить мiр бульдозерами или подчинить чужую волю. Машина - наиболее очевидная современная форма, связанная с магией более тесно, чем обычно это признают.
Я не использовал слово "магия" последовательно, и действительно, эльфийская королева Галадриэль должна протестовать протии безпорядочного использования хоббитами этого слова и к приспособлениям и действиям Врага, и к таковым же - эльфов. Я не использовал его, потому что для последнего нет слова (так как все человеческие повести страдают от той же путаницы). Но эльфы (в моих рассказах) должны показать эту разницу. Их "магия" - это искусство, освобожденное от многих его человеческих ограничений: требующее меньше усилий, более быстрое, более совершенное (результат и предвидение находятся в безупречном соответствии). И его объект - Искусство, а не Власть, "малое творение", а не господство и тираническое переустройство Творения. Эльфы "безсмертны", по крайней мере, в границах этого мiра: и следовательно, связаны скорее с печалью и бременем безсмертия, чем со смертью. Враг же, когда ему сопутствует удача, всегда "естественно" связан с абсолютным Господством как Властелин магии и машин; но та проблема - что это устрашающее зло может исходить и исходит из очевидно доброго корня, из желания облагодетельствовать мiр и всех остальных - быстро и в соответствии с планами самого благодетеля - это повторяющийся мотив.
Циклы начинаются с космогонического мифа - "Музыки Айнуров". Обнаруживаются Бог и Валары (или силы: по-английски "боги"). Эти последние суть, как мы бы сказали, ангельские силы, чья функция - использовать данную им власть в своих сферах (управления и правительства, но не творения, делания или переделки). Они "божественны", то есть были изначально "вне" и существовали "до" сотворения мiра. Их сила и мудрость происходят от их Знания космогонического действа, которое они воспринимали сначала как действо (то есть в форме, в которой мы воспринимаем рассказ, составленный кем-то другим), и позже - как "реальность". Со стороны чисто повествовательного приема это, конечно, означало дать существа того же порядка красоты, силы и величия, как "боги" высшей мифологии, которые еще могут быть приняты - по крайней мере, мы можем просто сказать - разумом, верящим в Святую Троицу.
Потом цикл быстро движется к "Истории эльфов", то есть собственно "Сильмариллиону", к мiру как мы его воспринимаем, но конечно, трансформированному еще полумифическим способом: то есть он имеет дело с разумными воплощенными творениями, чей статус более или менее сравним с нашим. Знание Действа Творения было неполным: неполным для каждого отдельного "бога", и неполным, даже если собрать все знание их пантеона. Поскольку (частично из-за возмещения зла восставшего Мелкора, частично для завершения всех деталей в предельной искусности) Творец не явил всего. Творение и природа Детей Бога были двумя главными тайнами. Всё, что знали "боги" - это то, что они придут в назначенное время. Таки образом, Дети Бога изначально родственны и сходны, и изначально различны. Так как они также "другие" по отношению к "богам", в творении которых "боги" не играли никакой роли, они являются предметом особого желания и любви "богов". Это Перворожденные, Эльфы; и Последующие, Люди. Судьба эльфов - быть безсмертными, любить красоту мiра, привести ее к полному расцвету с помощью своих даров утонченности и совершенства, продлевать его, пока он длится, не покидая его даже после "гибели", но возвращаясь - и еще, когда пришли Последующие, учить их и готовить путь для них, и "увядать", пока Последующие растут и вбирают в себя жизнь, которую продолжают обе расы. Судьба (или Дар) людей - смертность, свобода от кругов этого мiра. Поскольку точка зрения всего цикла эльфийская, смертность не объясняется мифически: это загадка Бога, о которой ничего не известно, кроме того, что "то, что Бог приготовил для людей, скрыто": отсюда печаль и зависть к безсмертным эльфам.
Как я сказал, легенды "Сильмариллиона" особенны, и отличаются от всех подобных вещей, о которых я знаю, тем, что они не антропоцентричны. Его центр зрения и интереса - не люди, а "эльфы". Люди неизбежно пришли в него: в конце концов, автор - человек, и у него будет человеческая аудитория, и люди должны войти в наши сказания как таковые, а не только преобразованные и частично представленные в виде эльфов, гномов, хоббитов и т.д. Но они остаются на периферии - это поздние пришельцы, и хотя всё более значимые, но не главные.
В космогонии есть грехопадение: падение ангелов, как бы мы сказали. Хотя, конечно, по форме довольно отличающееся от христианского мифа. Эти сказания "новые", они не происходят напрямую от других мифов и легенд, но они неизбежно должны содержать значительное число древних широко распространенных мотивов или элементов. В конце концов, я верю, что легенды и мифы по большей части сделаны из "правды" и действительно представляют ее аспекты, которые не могут только быть получены этим способом; и давно определенные правды и способы этого рода были открыты и должны всегда появляться снова. Не может быть никакой "истории" без грехопадения - все истории конечном счете о грехопадении - по крайней мере, для человеческого разума, насколько мы его знаем и имеем.
Итак, продолжаю. У эльфов было грехопадение прежде, чем их "история" могла стать рассказом. (Первое грехопадение людей, по указанным причинам, нигде не появляется - люди не выходят на сцену в течение всего долгого прошлого, и есть только слух, что когда-то они попали под господство Врага и затем некоторые из них раскаялись.) Основная часть сказаний, собственно "Сильмариллион", повествует о падении наиболее одаренного племени эльфов, их исходе их Валинора (что-то вроде рая, дом "богов") на дальнем Западе, их возвращении в Средьземелье, землю, где они родились, но которая давно находилась под властью Врага, и их борьбе с ним, с силой зла, которая еще видимо воплощена. Он ["Сильмариллион". - М.М.] получил свое название от событий, сквозь которые красной нитью проходит судьба и значение Сильмарилов ("сияние чистого света"), или Первозданных Камней. Изготовление этих драгоценных камней главным образом символизирует функцию "малого творения" эльфов, Сильмарилы были нечто, более чем просто прекрасной вещью как таковой. В них был Свет. Это был Свет Валинора, сделанный видимым в Двух Деревьях - Серебряном и Золотом. Они были убиты Врагом по его злобе, и Валинор померк, хотя от них, прежде чем они окончательно умерли, произошли Солнце и Луна. (Известное различие между этими легендами и большинством других состоит в том, что Солнце - не божественный символ, но вещь второго сорта, и "свет Солнца" (мiра под Солнцем) становится словом, обозначающим павший мiр и нарушенное несовершенное зрение.)
Но главный ремесленник эльфов (Феанор) заключил Свет Валинора в три превосходных драгоценных камня, в Сильмарилы, до того, как Деревья были запятнанаы или погибли. Этот Свет, таким образом, после всего случившегося, жил только в этих камнях. Грехопадение эльфов происходит через собственническое отношение Феанора и его семи сыновей к этим камням. Они захвачены Врагом, вставлены в его Железную Корону и охраняются в его непроницаемой твердыне. Они совратили значительную часть их племени, тех, кто восстал против богов и ушел их рая, и пришел вести безнадежную войну против Врага. Первый плод их грехопадения - война в раю, убийство эльфами эльфов, и это и их злая клятва преследуют весь их последующий героизм, порождая предательство и уничтожая все победы. "Сильмариллион" - это история войны эльфов-изгнанников против Врага, который занимает место на Северо-Западе мiра (Средьземелья). Несколько сказаний о победах и трагедиях входят в него; но он оканчивается катастрофой и исчезновением Древнего мiра, мiра долгой Первой Эпохи. Драгоценные камни возвращены (окончательным вмешательством богов) только для того, чтобы навсегда быть потерянными для эльфов, один в море, один в глубинах земли и один как небесная звезда. Этот сборник легенд оканчивается видением конца света, его разрушения и восстановления, и возвращения Сильмарилов и "света, что был прежде Солнца" - после окончательной битвы, которая обязана, как я полагаю, скорее древнескандинавскому видению Рагнарёка, чем чему-либо еще, хотя она и не очень похожа на него.
Потом рассказы становятся менее мифическими и более похожими на повести и романы. В них вплетены люди. По большей части, это "добрые люди" - семьи и их вожди, отказавшиеся служить злу и слышавшие слухи о богах Запада и Высших эльфах; они бегут на запад и вступают в контакт с эльфами-изгнанниками посреди их войны. Люди, которые здесь появляются - главным образом из Трех Домов их отцов, чьи вожди стали союзниками эльфийских владык. Контакт людей и эльфов уже предзнаменует историю последующих Эпох, повторяющаяся тема - идея, что в людях (в их нынешнем состоянии) есть черты "крови" и наследия, полученного от эльфов, и что поэзия людей сильно зависит от этого или изменена этим. Таким образом, есть два брака смертных и эльфов - оба они позже соединились в семействе Эарендила, представленном Элрондом Полуэльфом, который появляется во всех повестях, даже в "Хоббите". Главная повесть - это "Сильмариллион", и наиболее полно обработанная из них - "Повесть о Берене и Лутиэн, эльфийской деве". Здесь мы встречаем среди прочих вещей первый пример мотива (который станет доминирующим в "Хоббите"), что великая политика мiровой истории, "колеса мiра", часто вращаются не Властелинами и Правителями, или даже богами, но кажущимися неизвестными и слабыми - благодаря тайне жизни в творении, и чаша весов непознаваема всей мудростью, кроме мудрости Единого, мотив, который пребывает во вторжении Детей Бога в Действие. Этот Берен, объявленный вне закона, преуспел (с помощью Лутиэн, простой девушки, пусть даже и эльфийской королевской крови) там, где потерпели поражение все армии и воины: он проникает в твердыню Врага и вырывает один из Сильмарилов из Железной Короны. Так он завоевывает руку Лутиэн, и первый брак смертных и безсмертных достигнут.
Такая повесть - это (я думаю, прекрасный и сильный) героически-сказочный роман, могущий принять в себя очень общее, неясное знание о фоне, [на котором это происходит]. Но это также основное звено в цикле, лишенное своего полного значения вне своего места там. Поскольку захват Сильмарила, высокая победа приводят к бедствию. Клятва сыновей Феанора начинает действовать, и вожделение Сильмарилов приводит все эльфийские королевства к гибели.
Есть и другие повести, почти столь же полные по проработке, и столь же независимые и в то же время связанные с общей историей. Есть "Дети Хурина", трагическое сказание о Турине Турамбаре и его сестре Ниниэли - героем которого является Турин - фигура, о которой могут сказать (люди, которым нравятся такие вещи, хотя это не очень полезно), что она происходит от элементов Сигурда Фольсунга, Эдипа и финского Куллерво. Есть "Падение Гондолина", главной эльфийской твердыни. И сказание, или сказания, об Эарендиле Страннике. Он важен как личность, которая приводит "Сильмариллион" к концу и дает в своем потомстве звенья и личностей сказаний последующих эпох. Его обязанность как представителя обоих племен, эльфов и людей - найти морской путь назад в Землю богов, и как посла - убедить их вновь подумать об изгнанниках, пожалеть их и спасти их от Врага. Его жена Элвинг происходит от Лутиэн и все еще владеет Сильмарилом. Но проклятие еще действует, и дом Эарендила разрушен сыновьями Феанора. Но это дает решение: Элвинг, бросившись в море, чтобы спасти Камень, приходит к Эарендилу, и с помощью силы великого Камня они наконец прибывают в Валинор и завершают свое поручение - ценой того, что им никогда не разрешат вернуться или жить опять с эльфами или людьми. Тогда боги вновь двигаются, и великая сила приходит с Запада, и твердыня Врага разрушена; и он сам изгнан из мiра в пустоту, чтобы никогда более не появляться в воплощенной форме. Оставшиеся два Сильмарила вновь приобретены из Железной Короны - только для того, чтоб быть потерянными. Последние два сына Феанора, понуждаемые своей клятвой, крадут их и гибнут из-за них, бросившись в море и в земную впадину. Корабль Эарендила, украшенный последним Сильмарилом, поставлен в небе как ярчайшая звезда. Так заканчивается "Сильмариллион" и сказания Первой Эпохи.
Следующий цикл имеет (или будет иметь) дело со Второй Эпохой. Но на Земле это темные века, и не очень много из ее истории рассказывается (или должно быть рассказано). В великих битвах против первого Врага земли были разбиты и разрушены, и Запад Средьземелья стал заброшенным. Мы знаем, что эльфам-изгнанникам было если и не приказано, то, по крайней мере, строго посоветовано вернуться на Запад и быть там в мире. Они не должны были опять вечно обитать в Валиноре, но на Одиноком Острове Эрессея в пределах видимости Благословенного Царства. Люди Трех Домов были награждены за их доблесть и верный союз тем, что им разрешили обитать "западнее всех прочих смертных", на великом "атлантическом острове" Нуменор. Судьбу или дар Бога - смертность - боги, конечно, не могли отменить, но нуменорцы имели большую продолжительность жизни. Им было положено уплыть и покинуть Средьземелье и основать великое королевство мореходов там, откуда вдали виднелась Эрессея (но не Валинор). Большинство из не умерших высших эльфов также отправились назад на Запад. Но не все. Некоторые люди, родственные нуменорцам, остались в землях, лежащих недалеко от берегов Моря. Некоторые из Изгнанников не возвратились, или отложили свое возвращение (ибо путь на Запад всегда открыт для безсмертных и в Серых Гаванях корабли всегда готовы отплыть навеки). Также и орки (гоблины) и прочие чудовища, выведенные первым Врагом, не были полностью уничтожены. И среди них Саурон. В "Сильмариллионе" и сказаниях Первой Эпохи Саурон был существом из Валинора, обращенным на службу Варгу и ставший его главным капитаном и слугой. Когда первый Враг окончательно разгромлен, он в страхе раскаивается, но под конец не делает так, как было приказано - не возвращается на суд богов. Он задерживается в Средьземелье. Очень медленно, начиная со светлых побуждений - с перестройки и восстановления руин Средьземелья, "упущенный богами", он становится перевоплощением Зла, страстно желающим Абсолютной Власти - и так он был поглощен еще более лютой ненавистью (особенно к богам и эльфам). В течение всех сумерек Второй Эпохи Тень растет на Востоке Средьземелья, все больше и больше расширяя свою власть над людьми - которые умножались, в то время как эльфы начали увядать. Три главные темы, таким образом, это: медлящие эльфы, которые задержались в Средьземелье; развитие Саурона в нового Темного Властелина, хозяина и бога для людей; и Нуменор-Атлантида. С ними мы имеем дело в хронологическом порядке, в двух сказаниях или отчетах: "Кольца Власти" и "Падение Нуменора". Оба являются необходимым фоном к "Хоббиту" и его продолжению.
В первом [сказании. - М.М.] мы видим что-то вроде второго грехопадения или, по крайней мере, "ошибки" эльфов. Не было ничего с необходимостью неправильного в том, что они задержались вопреки совету, по-прежнему печалясь о смертных землях их героических деяний. Но они хотели получить свой пирог, не съев его. Они хотели мира и блаженства и совершенной памяти о "Западе", и притом хотели оставаться на обычной земле, где их престиж как высшего народа среди диких эльфов, гномов и людей был выше, чем на нижней ступени иерархии Валинора. Таким образом, они были поглощены "увяданием", формой, в которой они воспринимали смену времен (закон мiра под солнцем). Они сталди грустны, а их искусство (как сказали бы мы) - антикварно, и их усилия на самом деле были видом бальзамирования - даже хотя они еще сохраняли побуждения старого типа - украшение земли и исцеление ее повреждений. Мы слышим о королевстве задержавшихся на крайнем Северо-Западе, в котором в большей или меньшей степени остались земли "Сильмариллиона" - во главе с Гил-Галадом; и о других поселениях, таких как Имладрис (Ривенделл) у Элронда; и еще одно великое поселение Эрегион у западного подножия Туманных гор, примыкающее к копям Мории, старшему королевству гномов Второй Эпохи. Там ывросла дружба между обычно враждующими народами (эльфами и гномами) - в первый и единственный раз, и кузнечное ремесло достигло своего высшего развития. Но многие из эльфов прислушивались к Саурону. Он все еще был красив в это раннее время, и побуждения его и эльфов, казалось, частично шли в одном направлении: исцеление заброшенных земель. Саурон нашел их слабое место во внушении того, что, помогая друг другу, они могли бы сделать западное Средьземелье столь же прекрасным, как Валинор. На самом деле это была скрытая атака на богов, подстрекательство попытаться сделать отдельный независимый рай. Гил-Галад отверг все подобные предложения, и так же сделал Элронд. Но в Эрегионе началась великая работа - и эльфы ближе всего подошли к падению в "магию" и машины. С помощью знаний Саурона они сделали Кольца Власти ("власть" - зловещее слово во всех этих сказаниях, за исключением тех случаев, когда оно применяется к богам).
Главной властью (всех подобных колец) было предупреждение или замедление упадка (то есть "перемен", на которые смотрели как на вещь, достойную сожаления), сохранение того, что было желанно или любимо, или его подобия - это более или менее эльфийское побуждение. Но также они увеличивали природную силу владельца - таким образом приблизившись к "магии", к побуждению, которое легко портится ко злу, к жажде господства. И, наконец, они имели и другую власть, напрямую исходившую от Саурона ("Некроманта": так его звали, потому что он бросает мимолетную тень и предзнаменование на страницы "Хоббита"): таковы свойства делать невидимым материальное тело и делать предметы невидимого мiра видимыми.
Эльфы Эрегиона сделали Три в высшей степени прекрасных и могущественных кольца, почти исключительно по своему собственному воображению, и руководили сохранением красоты: они не давали невидимость. Но тайно в подземном огне, в своей собственной Черной Руке Саурон сделал Единое Кольцо, Правящее Кольцо, которое вмещало в себя силу всех остальных, и контролировать их, так что его носитель мог видеть мысли всех, кто использовал меньшие кольца, мог управлять всем, что они делали, и, наконец, мог совершенно поработить их. Однако он не принял в расчет мудрость и тонкое восприятие эльфов. В момент, когда он присвоил Единое, они осознали это и его тайную цель, и испугались. Они спрятали Три Кольца так, что даже Саурон никогда не обнаружил, где они были, и они остались незапятнанными. Прочие кольца они попытались уничтожить.
В решающей войне между Сауроном и эльфами Средьземелье, особенно на западе, было еще больше разорено. Эрегион был захвачен и разрушен, и Саурон захватил многие Кольца Власти. Он дал их, ради их полного разложения и порабощения, тем, кто принял их (из-за честолюбия или жадности). Отсюда "древняя рифма", которая появляется как лейтмотив "Властелина колец":
Три кольца высшим эльфам под кровом светил,
Семь - властителям гномов под кровом земли,
Девять - смертным, чем жребий - молчанье могил,
И одно - повелителю гибельных сил
В царстве Мордора мрачном, где тени легли.
Таким образом, Саурон стал почти высшим в Средьземелье. Эльфы держались до конца в тайных местах (еще не обнаруженных). Последнее эльфийское королевство Гил-Галада продолжало существовать в опасности на крайнем западном побережье, где находились гавани Кораблей. Элронд Полуэльф, сын Эарендила, поддерживает что-то вроде очарованного убежища в Имладрисе (по-английски Ривенделл) на крайней восточной границе западных земель. Но Саурон господствует над увеличивающимися ордами людей, которые не контактировали с эльфами и таким образом косвенно - с истинными и не падшими Валарами (богами). Он правит растущей империей из великой темной башни Барад-Дур в Мордоре, близ Огненной горы, владея Единым Кольцом.
Но чтобы достигнуть этого, он был обязан оставить огромную часть своей собственной врожденной силы (частый и очень знаменательный мотив в мифе и волшебной сказке) вложенной в Единое Кольцо. Пока он носил его, его власть на земле в самом деле увеличивалась. Но даже если бы он не носил его, это сила существовала бы и была бы "в связи" с ним: он не был бы "унижен". Только если кто-либо другой захватил его и стал владеть им. Если бы это произошло, новый владелец мог бы (если бы он был достаточно силен и героичен от природы) вызвать Саурона на поединок, стать хозяином всего, что он узнал или сделал с момента создания Единого Кольца, и так свергнуть его и узурпировать его место. Это была существенная слабость, которую он ввел в свое положение, попытавшись (в значительной степени неудачно) поработить эльфов и решив установить контроль над умами и волей своих слуг. Была и другая слабость: если бы Единое Кольцо было уничтожено, то его сила растаяла бы, собственное бытие Саурона умалилось бы вплоть до исчезновения, и он обратился бы в тень, просто память о злобной воле. Кольцо нельзя было разрушить никаким кузнечным ремеслом, меньшим, чем его собственное. Оно не растворялось в огне, сохраняя неумирающий подземный огонь, в котором оно было сделано - а он был недоступен в Мордоре. К тому же столь велика была власть Кольца к жажде, что любой, кто использовал его, становился подчинен им; было выше силы любой воли (даже его собственной) повредить его, выбросить или пренебречь им. Так он думал. В любом случае, оно было на его пальце.
Таким образом, когда наступает Вторая Эпоха, мы имеем великое Королевство и злую теократию (ибо Саурон - также еще и бог для своих рабов), растущую в Средьземелье. На Западе - на самом деле Северо-Запад - это единственный край, ясно рассматриваемый в этих сказаниях - лежат опасные прибежища эльфов, в то время как люди в этих краях остаются более или менее неиспорченными, если не невежественными. Лучшие и благороднейшие сыновья людей - в действительности родственники тех, кто отправился в Нуменор, но оставшиеся в простом "гомеровском" состоянии патриархальной и племенной жизни.
Тем временем Нуменор вырос в богатстве, мудрости и славе при династии великих королей-долгожителей, напрямую происходящих от Элроса, сына Эарендила, брата Элронда. "Падение Нуменора", второе грехопадение людей (то есть людей реабилитированных, но по-прежнему смертных) влечет катастрофический конец, не только Второй Эпохи, но всего Старого мiра, первобытного мiра легенд (рассматриваемых как скучные и ограниченные). После этого начинается Третья Эпоха, век сумерек, средневековье, первая эпоха в разрушенном и измененном мiре, последнее затянувшееся владычество видимых, полностью воплощенных эльфов, и также последняя, в которой зло принимает единственно господствующую воплощенную форму.
"Падение" - частично результат внутренней слабости людей - вытекающей, если вам угодно, из первого грехопадения (не описанного в этих сказаниях), раскаявшихся, но не исцелившихся. Награда на земле более опасна для людей, чем наказание! Грехопадение достигнуто через коварство Саурона, эксплуатирующего эту слабость. Его центральная тема (неизбежная, я думаю, в рассказах о людях) - это Запрет.
Нуменорцы обитают в пределах дальней видимости самой восточной из "безсмертных" земель, Эрессеи; и как единственные люди, говорящие на эльфийском языке (который они выучили в дни их союза), они находятся в постоянном сообщении с их древними друзьями и союзниками, будь то в благословенной Эрессее или в королевстве Гил-Галада на берегах Средьземелья. Таким образом они стали по наружности и даже по силе ума едва отличимы от эльфов - но они оставались смертными, хотя и награжденными тройной или более чем тройной продолжительностью жизни. Их награда - причина их гибели, или средство их искушения. Их долгая жизнь способствует их достижениям в искусстве и мудрости, но порождает собственническое отношение к этим вещам, и просыпается желание большего времени для наслаждения этим. Отчасти предвидя это, боги накладывают Заперт на нуменорцев: они никогда не должны плавать в Эрессею или вообще на запад за пределы видимости своей родины. Во всех других направлениях они могут ездить сколько пожелают. Они не должны вступать на "безсмертные" земли - и так они стали очарованы безсмертием (в кругах этого мiра), которое противоречило их закону - особой судьбе, или дару Илуватара (Бога); и которого их природа на самом деле бы не выдержала.
Есть три фазы в их отпадении от благодати. Сперва согласие, послушание свободно и охотно, хотя и без полного понимания. Затем долгое время они подчиняются неохотно, ропща все более и более открыто. Наконец, они восстают - и появляется раздор меду людьми короля - бунтовщиками и крошечным меньшинством Верных, подвергающихся гонениям.
На первой стадии, будучи мирными людьми, они посвящают свое мужество морским путешествиям. Как наследники Эарендила, они стали величайшими мореходами и, будучи отрезаны от Запада, они плавают на крайний север, юг и восток. Главным образом они приходят на западные берега Средьземелья, где они помогают эльфам и людям против Саурона - и навлекают на себя его неумирающую ненависть. В те дни они ходили среди диких людей как почти божественные благодетели, приносящие дары искусств и знаний и вновь уходящие назад - оставив множество легенд о королях и богах из страны заката.
На второй стадии, в дни Гордости, Славы и недовольства и сожаления о Запрете, они начинают искать богатства более, чем благословения. Желание избежать смерти произвело культ мертвых, и они расточали богатство и искусства на гробницы и памятники. Теперь они основывали поселения на западных берегах, но они становились скорее твердынями и "фабриками" властелинов, искавших богатства, и нуменорцы стали сборщиками податей, увозящими за море все больше и больше товаров на своих огромных кораблях. Нуменорцы начали ковать оружие и делать машины.
Эта фаза заканчивается, а последняя начинается с восшествия на трон тринадцатого [в окончательной редакции - двадцать пятого. - Х.К.] короля из династии Элроса, Тар-Калиона Золотого, наиболее могущественного и гордого из всех королей. Когда он узнал, что Саурон принял титул Царя Царей и Владыки Мiра, он решил свергнуть "претендента". Он приходит в Средьземелье в мощи и величии, и столь громадно его вооружение, и столь ужасны нуменорцы в день своей славы, что слуги Саурона не могли противостоять им. Саурон унижается, свидетельствует свое почтение Тар-Калиону, и его привозят в Нуменор как заложника и пленника. Но там он быстро возвышается через свою хитрость знания от слуги до главного советника короля и обольщает короля и большинство вельмож и народа своей ложью. Он отрицает существование Бога, говоря, что Единый - просто изобретение ревнивых Валаров Запада, оракул их собственных желаний. Глава богов же то, кто обитает в Пустоте, кто победит в конце и сделает в Пустоте безчисленные царства для своих слуг. Запрет же - лишь ложное средство из страха, чтобы удержать королей людей от захвата вечной жизни и соперничества с Валарами.
Возникает новая религия и поклонение Тьме с храмом, который возглавляет Саурон. Верных преследуют и приносят в жертву. Нуменорцы также приносят это зло в Средьземелье и становятся там жестокими и злыми властелинами черной магии, убивая и муча людей; и старые легенды сменились темными сказаниями об ужасе. Однако этого не произошло на Северо-Западе; туда, благодаря эльфам, приходят только Верные, оставшиеся Друзьями эльфов. Главная гавань хороших нуменорцев находится близ устья великой реки Андуин. Оттуда все еще благотворное влияние Нуменора распространяется вверх по Реке и вдоль побережья на север до самого королевства Гил-Галада; одновременно растет и Общий Язык.
Но наконец заговор Саурона приходит к осуществлению. Тар-Калион чувствует старость и приближение смерти, и он прислушивается к последней подсказке Саурона и, построив величайшую из всех армад, он посылает ее на Запад, нарушив Запрет, и идет войной, чтобы вырвать у богов "вечную жизнь в кругах этого мiра". Столкнувшись с этим восстанием, ужасающей глупостью и богохульством, а также и с реальной опасностью (ибо нуменорцы, руководимые Сауроном, могли причинить разрушения самому Валинору), Валары складывают с себя данную им власть и взывают к Богу - и получают власть и разрешение действовать по ситуации; старый мiр разрушен и изменен. Бездна открылась в море, и Тар-Калион и его армада поглощены. Сам Нуменор на краю трещины опрокинулся в пропасть и пропал навеки со всей своей славой.
После этот нет больше видимого обитания божественного и безсмертного на земле. Валинор (то есть Рай) и даже Эрессея переместились, оставшись лишь в памяти земли. Люди могли теперь плыть на запад, если они хотели, столько, сколько угодно, и никогда не приходили к Валинору или Благословенной Земле, но только возвращались на восток и опять назад; ибо мiр круглый и конечный, и круг неизбежен, и выход из него - только смерть. Лишь "безсмертные", задержавшиеся эльфы, все еще могут, если пожелают, утомившись от кругов этого мiра, взять корабль и найти "прямой путь" и прийти на Древний, или Истинный, Запад, и быть там в мире.
Итак, конец Второй Эпохи наступает в величайшей катастрофе; но еще не всё закончилось. Есть спасшиеся от катаклизма: Элендил Прекрасный, глава Верных (его имя означает "друг эльфов") и его сыновья Исилдур и Анарион. Элендил, фигура, похожая на Ноя, который воздержался от мятежа, держал оснащенные оборудованием корабли у восточного берега Нуменора, бежит прежде непреодолимой бури гнева с Запада, и был вынесен превыше вздымающихся волн, которые принесли разрушение западу Средьземелья. Он и его народ выброшены на берег как изгнанники. Там они основали нуменорские королевства Арнор на севере, рядом с королевством Гил-Галада, и Гондор около устья Андуина на дальнем юге. Саурон, будучи безсмертным, едва сбежал из руин Нуменора и вернулся в Мордор, где через малое время он стал силен достаточно, чтобы бросить вызов изгнанникам Нуменора.
Вторая Эпоха заканчивается Последним Союзом (эльфов и людей) и великой осадой Мордора. Она заканчивается свержением Саурона и разрушением второго видимого воплощения зла. Но большой ценой, и с одной гибельной ошибкой. Гил-Галад и Элендил убиты при убийстве Саурона. Исилдур, сын Элендила, срезал Кольцо с руки Саурона, и его сила ушла, и его дух бежал к теням. Но зло начинает действовать. Исилдур объявляет Кольцо своим, как "вергельд за своего отца", и отказывается бросить его в Огонь поблизости. Он уходит прочь, но тонет в Великой Реке, и Кольцо потеряно, уйдя в безвестность. Но оно не уничтожено, и Темная Башня, построенная с его помощью, стоит, пустая - но не разрушенная. Итак, Вторая Эпоха заканчивается с приходом нуменорских королевств и уходом последнего королевства Высших эльфов.
Третья Эпоха связана главным образом с Кольцом. Темный Властелин больше не на троне, но его чудовища не полностью уничтожены, и его ужасные слуги, рабы Кольца, продолжают существовать как тени среди теней. Мордор и Темная Башня пусты, и стража поставлена на границах злой страны. Эльфы все еще имеют спрятанные убежища: в Серых Гаванях своих кораблей, в Доме Элронда и кое-где еще. На севере королевством Арнор правят наследники Исилдура. На юге, поперек Великой Реки Андуин, [существуют. - М.М.] города и крепости нуменорского королевства Гондор, с королями из династии Анариона. Вне их, в неотмеченных на карте (в этих сказаниях) землях Востока и Юга лежат страны и царства диких или злых людей, схожих лишь в своей ненависти к Западу, происходящей от их хозяина Саурона; но Гондор и его сила преграждают им путь. Кольцо потеряно навсегда, как надеялись; и Три Кольца эльфов, которыми владеют тайные хранители, действуют, сохраняя память о красоте старины, поддерживая очаровательные анклавы мира, где время, казалось, остановилось и упадок сдерживается - видимость благословенного Истинного Запада.
Но на севере Арнор уменьшается, разбитый на мелкие княжества, и наконец исчезает. Остаток нуменорцев становится скрытым странствующим народом и, хотя их истинная династия королей из наследников Исилдура никогда не прекращается, об этом знают только в Доме Элронда. На юге Гондор возвышается до вершины могущества, почти отражая Нуменор, и затем медленно увядает до средневекового упадка, до чего-то вроде гордой, почтенной, но все более безсильной Византии. Наблюдение за Мордором слабеет. Натиск вастаков и южан возрастает. Династия королей прекращается, и последний город Гондора Минас Тирит ("башня бдительности") управляется наследственными наместниками. Лошадники Севера, Рохирримы, или всадники Рохана, взятые в постоянные союзники, селятся на теперь уже безлюдных зеленых равнинах, которые когда-то были северным краем королевства Гондор. На великий первобытный лес, Великую Зеленую Пущу, восточнее верхнего течения Великой Реки, падает тень, и растет, и он становится Лихолесьем - Черной Пущей. Мудрые открывают, что это происходит от Колдуна ("Некроманта" в "Хоббите"), у которого есть тайный замок на юге Великого Леса.
В середине этой Эпохи появляются хоббиты. Их происхождение неизвестно (даже им самим), поскольку они избежали упоминаний в записях больших, то есть цивилизованных, людей, и сами не имели никаких записей, сохраняя смутную устную традицию, с тех пор как они переселились от границ Черной Пущи, бежав от Тени, и странствуя на запад, они пришли в контакт с последними остатками королевства Арнор.
Их главное поселение, где все обитатели - хоббиты, и где поддерживается упорядоченная, цивилизованная, хотя и простая и сельская жизнь - это Шир, изначально сельскохозяйственные земли и леса во владении королей Арнора, дарованные как фьеф: но "король", автор законов, исчез, сохранившись в памяти, задолго до того, как мы услышим многое о Шире. В 1341 г. Шира (или 2941 г. Третьей Эпохи: это последний век этой Эпохи) Бильбо - хоббит и герой одноименного сказания - начинает свое приключение.
В этой истории, которую нет нужды повторять, хоббитство и положение хоббитов не объясняется, а берется как данное, и то малое, что рассказывается об их истории, [рассказывается. - М.М.] скорее в форме случайных намеков, чем как что-то известное. Вся "мiровая политика", очерченная выше, конечно, подразумевается здесь, и на нее случайно ссылаются как на вещи, которые где-то полностью записаны. Элронд - важный персонаж, хотя его почтение, высшая власть и происхождение смягчены и не обнаруживаются полностью. Есть ссылки на историю эльфов, на падение Гондолина и так далее. Тени и зло Черной Пущи дают, в уменьшенном способе "волшебной сказки", оин из крупнейших способов приключения. Лишь в одном месте акт "мiровой политики" появляется на карюю механизма этого рассказа. Волшебник Гэндальф призывается на высокие дела, на попытку иметь дело с угрозой Некроманта, и потому оставляет хоббита без помощи или совета на середине его "приключения", побуждая его опираться на свои собственные силы, и таки способом он становится героем. (Многие читатели заметили это место и угадали, что Некромант должен в значительной степени фигурировать в любом продолжении или дальнейших историях этого времени.)
В целом отличительный тон и стиль "Хоббита" появился, в смысле происходящего, благодаря тому, что он был взят мною как материя из большого цикла для детей, чувствительных к обработке его как "волшебной сказки". Некоторые детали тона и обработки, как я теперь думаю, даже исходя из этого, ошибочны. Но я хотел бы изменить немногое. Потому что в результате это изучение простого, обычного человека, не артистического, не знатного и не героического (но не без неразвитых зародышей этих качеств) против высокой окружающей обстановки - и в действительности (как ощутил один критик) тон и стиль меняются в развитии "Хоббита", уходя от волшебной сказки к благородному и высокому и возвращаясь к прежнему состоянию с возвращением домой.
Поиски драконьего золота, главная тема действительного повествования в "Хоббите", по отношению к главному циклу довольно побочна и случайна - она связана с ним главным образом через историю гномов, которая нигде в этих сказаниях не является центральной, хотя часто является важной. Но в ходе поисков хоббит становится обладателем, как кажется, "случайным образом", "магического кольца", главной и единственной сразу очевидной силой которого является [способность. - М.М.] делать его носителя невидимым. Хотя для этой повести это лишь случай, непредвиденный и не имеющий места в каком бы то ни было плане для поисков [сокровищ. - М.М.], он оказывается необходим для успеха. По возвращении хоббит, увеличивший свою проницательность и мудрость, хотя и с неизменным диалектом, сохраняет кольцо как личную тайну.
Продолжение, "Властелин колец", намного большее, и я надеюсь, что в той же степени и лучшее во всем цикле, заключает в себе целое дело - попытку включить в него и завершить все элементы и мотивы, которые ему предшествовали: эльфов, гномов, человеческих королей, героических "гомеровских" всадников, орков и демонов, страхи слуг Кольца и черной магии и громадный ужас Темного Трона; даже в стиле он должен включить в себя просторечия и вульгаризмы хоббитов, поэзию и высокий стиль прозы. Мы должны увидеть свержение последнего воплощения Зла, уничтожение Кольца, окончательный уход эльфов и возвращение в величии истинного Короля, который примет господство людей, унаследовав всё, что может быть передано от эльфийства в его высоком браке с Арвен, дочерью Элронда, так же как и от династической царственности Нуменора. Но если ранние сказания рассматривались глазами эльфов, как если бы они существовали, то последнее великое сказание, спускаясь от мифа и легенды на землю, рассматривается главным образом глазами хоббитов: таким образом, оно в действительности становится антропоцентричным. Глазами хоббитов, а не так называемых людей, потому что последнее сказание должно более четко служить примером повторяющейся темы: места в "мiровой политике" непредвиденных и не могущих быть предвиденными действий воли и деяний доблести очевидно маленьких, невеликих, забытых вместо Мудрых и Великих (как добрых, так и злых). Мораль всего целого (после первичного символизма Кольца как воли к чистой власти, ищущей способа стать объектом через физическую силу и механизм, и потому также неизбежно через ложь), очевидно, та, что без высокого и благородного простое и грубое совершенно имеют значение, а без простого и обыкновенного благородное и героическое не имеет значения.
Невозможно "запихнуть" "Властелина колец" в один или два абзаца даже огромной длины. Он был начат в 1936 году [как показывают ранние письма, в действительности он был начат в декабре 1937 г. - Х.К.], и каждая часть была написана много раз. Едва ли хоть одно слово из 600 000 не было рассмотрено. А размещение, размер, стиль и соединение в единое целое всех черт, случаев и глав было трудоёмко обдумано. Я не говорю это в качестве рекомендации. Это, я чувствую, похоже лишь на то, что я обманут, потерян в сетях тщетного воображения, имеющего немного ценности для остальных - несмотря на тот факт, что довольно многие читатели нашли это хорошим в целом. Что я намерен сказать, так это следующее: я не могу в основном переделать произведение, я закончил его, оно "вне моего разума": труд был колоссален, и оно должно выстоять или провалиться таким, как оно есть.
Письмо продолжается конспектом (без комментариев) повести "Властелин колец", после которого Толкиен пишет:
Это длинное и притом простое резюме. Многие персонажи, важные в повести, даже не упомянуты. Пропущены даже некоторые целые изобретения, такие примечательные как энты, старейшие из живущих разумных созданий, Пастухи Деревьев. Так как мы пытаемся иметь дело с "обычной жизнью", возникающей неутоленной, джае когда ее попирают мiровая политика и события, то в нее вовлечены любовные истории, или любовь в различных вариациях, полностью отсутствующая в "Хоббите". Но на высочайшую любовную историю, то есть Арагорна и Арвен, дочери Элронда, лишь ссылаются как на известную вещь. Она рассказывается где-нибудь в другом месте как короткий рассказ "Об Арагорне и Арвен Ундомиэль". Я думаю, что простая "деревенская" любовь Сэма и его Рози (нигде тщательно не проработанной) абсолютно необходима для изучения его (главного героя) характера и для темы отношений в обычной жизни (дыхания, еды, работы, рождения детей) и поисков, жертв, дел и "долготы эльфов" и абсолютной красоты. Но я не скажу более ничего и не буду защищать тему ошибочной любви, видимой в Эовейн, и ее первой любви к Арагорну. Я не чувствую, что многое может быть сделано, чтобы излечить недостатки этой огромной и многоохватывающей повести - или сделать ее пригодной к публикации, если сейчас она не такова. Незначительный пересмотр (ныне законченный) решающего места в "Хоббите", вносящий ясность в характер Голлума и его отношение к Кольцу, позволит мне сократить главу II книги I "Тень былого", упростить ее и ускорить - и также немного упростить спорное начало книги II. Если прочий материал, "Сильмариллион" и некоторые другие сказания или звенья, такие как "Падение Нуменора", будут опубликованы или будут находиться в процессе этого, тогда можно обойтись без многих объяснений заднего плана, особенно тех, что находятся в главе "Совет Элронда" (книга II). Но вместе с тем это едва ли равносильно вырезанию хотя бы отдельной целой главы (из приблизительно 72).
Я желаю знать, ты когда-нибудь прочтешь это (даже если написано разборчиво)??
[Отрывок из черновика вышеприведенного письма (т.е. #154. - М.М.), который не был включен в отосланную на самом деле версию.]
Боюсь, я был слишком произволен по отношению к "магии" и особенно употреблению этого слова; хотя Галадриэль и другие показывают своей критикой "смертного" использования этого слова, что мысль о нем в целом не случайна. Но это очень большой и сложный вопрос; и повесть, которая, как Вы правильно сказали, по большей части о мотивах (выбора, искушения и т.д.) и намерениях использования всего, что только ни находится в мiре, едва ли может быть нагружена псевдо-философскими изысканиями! Я не намерен вовлекаться в какие бы то ни было споры, является ли "магия" в любом смысле этого слова действительной или действительно возможной в этом мiре. Но я предполагаю, что для целей сказания можно сказать, что есть скрытое разграничение, которое можно назвать разграничением между магией и колдовством [в оригинале здесь и далее употреблено греческое слово "гоэтейя", что значит "черная магия". - Х.К.,М.М.]. Галадриэль говорит об "обмане Врага". Достаточно хорошо, но магия может быть доброй, и была (сама по себе), а колдовство злым. Ни то, ни другое в этом сказании не является хорошим или плохим само по себе, а только по мотиву или цели использования. Обе стороны используют то и другое, но с разными побуждениями. В высшей степени злое побуждение (в этой повести, так как она написана специально об этом) - это господство над "свободной" волей других. Действия Врага - это никоим образом не колдовской обман, но "магия", которая производит реальные эффекты в физическом мiре. Но свою магию он использует, чтобы расчищать бульдозерами людей и вещи, а свое колдовство - чтобы разрушать и покорять. Магия же, которую используют (бережливо) эльфы и Гэндальф, производит реальные результаты (как огонь из мокрой вязанки хвороста) для особо благодетельных целей. Их колдовские действия всецело творческие и не имеют намерения обманывать: они никогда не обманывают эльфов (но могут обмануть или сбить с толку несознательных людей), так как разница для них столь же ясна, как для нас разница между выдумкой, живописью, скульптурой и "жизнью".
Обе стороны живут, главным образом, обычными способами. Враг или те, кто стал подобен ему, прибегают к "машинам" - с разрушительными и злыми действиями - потому что "маги", ставшие главным образом заинтересованными в использовании магии для собственной власти, будут делать так (и делают так). Основное побуждение к магии - довольно независимо от философских соображений о том, как это работает - это немедленность: скорость, сокращение труда, а также сокращение до минимума (или до исчезающей точки) промежутка между идеей или желанием и результатом или эффектом. Но магии может быть нелегко достичь, но, во всяком случае, если ты командуешь обильным рабским трудом или машинами (часто это то же самое, только скрытое), можно столь же быстро или достаточно быстро сворачивать горы, вырубать леса и строить пирамиды теми же способами. Конечно, тут приходит другой фактор, моральный или патологический: тираны теряют видение вещей, становятся жестокими и любят разгром, повреждение и осквернение как таковые. Вне всякого сомнения, можно защитить внедрение бедным Лото более производительных мельниц; но не для использования их Шарки или Сэндиманом.
Как бы то ни было, разница в использовании слова "магия" в этой повести - та, что ее нельзя достичь "знанием" или заклинаниями; но это наследственная сила, которой люди не владеют и не могут достичь как таковые. Арагорново "исцеление" может быть описано как "магическое", или по крайней мере как смесь магии с лекарствами и гипнозом. Но оно (в теории) пересказывается хоббитами, которые имеют очень маленькие понятия о философии и науке; притом что Арагорн - не "чистый" человек, но в дальней ретроспективе один из "детей Лутиэн".
[На полях Толкиен приписал: "Но ведь нуменорцы использовали "заклинания" при изготовлении мечей?". - Х.К.]