В XVIII-XIX столетиях российская наука, казалась, полностью усвоила новоевропейский стиль творчества, основанный на секулярном мировоззрении. Но еще со Святоотеческих времен существует православный стиль научного творчества, допускающие не менее строгое и точное выражение, чем господствующее ныне секулярное представление о мире. То, что в современном естествознании называется вещественным, или материальным миром, с точки зрения православного мировоззрения, - есть лишь изменчивая трехмерная граница между еще не наступившим ("будущим") и уже состоявшимся (которое принято называть "прошлым"). Веществом (hyle) в древней Греции и Византии называлось все содержимое многомерного шара событий. Интуиция "мирового шара" присутствует уже у Пифагора и пифагорейцев. Впоследствии она была воспринята Святоотеческой традицией и стала основой православного представления о вещественном мире. А как обстояло дело в Западной части тогдашней Ойкумены? Известно, что одной из причин культурного расхождения между Западной и Восточной частями Римской империи явилось лингвистическое расхождение при переводе греческих философских терминов на латинский язык. Цицерон перевел греческое hyle латинским словом materia. Но materia - это вещество в момент его наблюдения, а hyle включает в себя все моменты существования вещественного предмета, всю его "биографию". Значение греческого слова hyle так же относится к значению латинского materia, как объем шара относится к его поверхности. Говоря о мире в целом, человек греческой культуры подразумевал актуальное существование всех его моментов, а в латинской культуре имелось в виду лишь его нынешнее "мгновенное" состояние.
В философии Нового времени, унаследовавшей латинское прочтение термина "вещество", а затем и в секулярном мировоззрении XVII - XX столетий, рассмотрение объема шара незаметно подменилось рассмотрением лишь его поверхности. Можно сказать, что "научное" мировоззрение поверхностно не в переносном, а в самом прямом смысле слова.
Попытки возвращения к древнегреческому смыслу термина "вещество" предпринимались на всем протяжении европейской истории. Одной из таких попыток (предпринятой уже в XX столетии) была замечательная попытка Алексея Федоровича Лосева переосмыслить понятия числа и математической операции. Необычно и место, где была предпринята эта попытка: вначале - лагерь в зоне строительства Беломорско-Балтийского канала, затем - "вольное поселение", располагавшееся внутри этой зоны.
Будучи отрезанным от какой бы то ни было научной информации, не имея под рукой никакой справочной литературы, полагаясь лишь на свою феноменальную память, Лосев смог создать в уединенном домике на Медвежьей горе уникальное учение о сущности числа и математики, на много десятков лет опередившее современные исследования.
В 1928 году Лосев завершил работу над своей первой фундаментальной книгой, посвященной осмыслению понятия числа и получившей название "Диалектика числа у Плотина". "Казалось бы, столь сухая материя, как учения о числе приобретает значение жизнеобразующей силы в эстетике пифагорейцев и Платона. Число дифференцирует и обобщает нерасчлененный поток бытия, превращает его в упорядоченную гармонию души и тела. Поняв число как диалектический синтез безпредельного и предела, пифагорейцы тем самым создали учение о созидательной и творчески направляющей сущности числа", - пишет Лосев. Главное, продолжает автор, "числа как такового нет, оно не существует без вещей, оно - в самих вещах и есть их структура, их ритм и симметрия, то есть с досократовской точки зрения, - их душа". "В результате применения пифагорейских чисел к конструкции бытия, - пишет автор, - получается музыкально-числовой космос со сферами, расположенными друг в отношении друга согласно числовым и гармоническим отношениям". Различения эйдетического и арифметического чисел Лосев касается уже в работе "Философия имени": "Схема - идеальный контур вещи, эйдетическое число; логос схемы есть обыкновенное математическое, точнее, арифметическое число; логос логоса схемы есть математика, т.е. прежде всего арифметика (не геометрия). <...> Число как смысловое изваяние и фигура как идеальное тело - предмет аритмологии; число как функция и методологическое задание, как принцип и замысел, чистая смысловая возможность эйдетического тела, - есть предмет математики как науки о числе, элементарной и высшей [1]". Важно отметить, что, в представлении Лосева, и эйдетическое, и арифметическое числа представляют собой завершенные количества.
Числа, в которые входит некое идейное содержание или, как он отмечает в "Критике платонизма у Аристотеля" - "некая сплошная качественность, которая невыразима никакими количественными переходами и рядами"), Лосев первоначально назвал идеальными. [1]. Впоследствии, в работе "Музыка как предмет логики", написанной в 1927 году, он назвал их гилетическими. (от греческого слова hyle). По словам Лосева, "гилетическое число выражает момент иного, меонального размыва и подвижности, смысловой текучести и жизненности эйдоса, т.е. самого предмета" [2].
Термин "гилетика" впервые был применен Эдмундом Гуссерлем в работе "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии": "Естественно, что чистая гилетика подчинена феноменологии трансцендентального сознания. Кстати говоря, эта чистая гилетика обладает характером замкнутой в себе дисциплины, как таковая, имеет свою внутреннюю ценность, а, с точки зрения функциональной, и значение - благодаря тому, что она вплетает возможные нити в интенциональную паутину, поставляет возможный материал для интенциональных формований" [3]. Само слово "гилетический", возможно, навеяно Лосеву чтением Гуссерля, хотя, конечно, это не значит, что Лосев позаимствовал готовый термин в полноте его смысла. Из приведенной цитаты видно, что для Гуссерля слово "гилетический" было синонимом слова "чувственный" или "материальный" (имелся в виду материал переживаний), но Лосев различает эти понятия, в смысле их различения в греческой и латинской культурах.
В 1931 году, после отправки на Белбалтстрой, Лосев вновь возвращается к начатым на воле математическим занятиям. Об этом он "пишет Валентине Михайловне: "Тут легко зубрится всякая наука". Просит прислать книги по математике. Пока ходит и сторожит сараи, "раздумывает на темы по философии числа" (письмо от 21/I - 1932) [4].
Фундаментальная работа Алексея Федоровича "Диалектические основы математики" была задумана на Беломорканале, но написана уже после освобождения из лагеря. В катастрофе 1941 года, когда авиабомбой был разрушен дом на Воздвиженке, 13, рукопись этой работы оказалась на дне воронки. По мнению некоторых исследователей наследия Лосева, от рукописи осталась лишь первая часть. Эту первую часть удалось издать (с предисловием Валентины Михайловны и некоторыми дополнениями) лишь в 1997 году. Другие исследователи считают, что сохранился весь текст рукописи и что Алексей Федорович просто не возвращался к разработке заявленных им во "Введении" математических тем. Но, кто бы из них ни был прав, дошедшая до нас (и опубликованная в 1997 году) рукопись Лосева дает возможность реконструировать лосевское понимание числа и математической операции: "В то время как сама математика есть совокупность чисто числовых операций, философия превращает эти числовые операции в понятийные, в принципиально логические. Математика в этом смысле есть знание как бы одномерное, одноплановое; философия же заново перестраивает этот математический план, превращает его из структуры-в себе в структуру-для себя, понимая числа как понятия и тем перекрывая числовую структуру структурой логической. Вот почему многое, столь понятное математику, совершенно непонятно философу; и иной раз приходится очень и очень много размышлять над тем, что с математической точки зрения является чем-нибудь очень простым, почти пустяком. Нечего и говорить о таких операциях, как интегрирование или разложение в ряд; достаточно взять простой математический факт: 2 х 2 = 4. В этой простейшей операции арифметического умножения функционирует целый ряд логических категорий, о которых умножающий не имеет ровно никакого представления, как бы хорошо и быстро он ни умножал. Если я скажу, например, что умножение так же отличается от возведения в степень, как понятие механизма от понятия организма, что возведение в степень и извлечение корня есть аналогия органического роста (в отличие от внешнемеханического сопряжения), то это будет всякому математику без предварительного разъяснения по меньшей мере непонятно. А тем не менее логический (а не просто числовой) анализ простых арифметических действий приводит именно к такому заключению" [5].
(Обратим внимание на то, что возведение в степень - первая некоммутативная операция при всех n>2. Это поможет нам при нахождении чисто математических критериев организма).
Надо сказать, что попытки введения новых математических объектов (чисел и операций), обладающих свойствами накопления информации, делались неоднократно, предпринимаются они и в настоящее время. Достаточно упомянуть предложенные С.В. Ёлкиным так называемые y-числа, обладающие свойствами неассоциативности [6] и некоммутативности или "качественные" числа В.П. Троицкого [7].
Представляется целесообразным все же сохранить для накапливающих информацию чисел лосевское наименование гилетических. Гилетическое число можно понимать как совокупность всех моментов существования вещественного числа. Тогда вещественное число предстанет как мгновенная временная координата гилетического числа.
Публикация в 1997 году книги "Хаос и структура" (основной массив которой составила работа "Диалектические основы математики") стала важнейшим событием в философии математики XX столетия, введя в научный обиход числа, обладающие смысловой качественностью. Хотя Лосев сформулировал свое учение о числе уже в 1930 - 1940-х годах, лишь в самом конце XX века оно стало доступно научной общественности.
Известно, что Алексей Федорович не терпел никакой расплывчатости, приблизительности, необязательности, до сих пор считающихся некоторыми исследователями отличительными чертами русской философии. Своим примером Лосев опровергает этот взгляд - его язык не менее точен, чем язык классической немецкой философии. Еще на первом курсе Университета он задумал распространить математическую точность на внутренний мир человека. "... Перенести бы математику в эту темную область догадок и предположений" - записывает он в своем студенческом дневнике 1911 - 1912 годов [8].
Но уже в двадцатые годы Алексей Федорович понял, что современная ему математика Нового времени представляет собой спекулятивную конструкцию, принятую "мировым научным сообществом" для удобства самого этого сообщества. Ограничив область своего применения лишь миром вещественным, она не способна адекватно представить даже этот вещественный мир. Фактически она занимается не Реальностью, а миром порожденных ею самой иллюзий. Эта "иллюзорная математика", доведенная до абсурда в построениях "логистики" начала XX столетия, оказалась непригодной для моделирования процессов запоминания и воспроизведения информации. Ведь обиталищем душ является не поверхность шара, а весь его объем. Можно ли, не пытаясь редуцировать эти процессы к господствующим ныне математическим методам, - наоборот, поднять математику до возможности моделировать эти процессы?
Как известно, древние греки отказывались признавать в качестве чисел даже иррациональные числа. Тем более они не признали бы в качестве таковых числа гилетические. Для Лосева именно hyle есть бытие по преимуществу, а образы и предметы физического мира представляют собой его дальнейшее оформление, "вещественное" уже не в античном, а в "новоевропейском" смысле этого слова. Гилетические числа Лосева суть личности, и это дает основание отличать их не только от "функциональных" чисел Нового времени, но и от "статуарных" чисел античности.
Пересмотр представлений о числе влечет за собой пересмотр представлений и о числовом пространстве. По выражению Лосева, концепция пространственной и временной бесконечности мира есть "не больше и не меньше как миф, созданный Ньютоном только в XVII веке" [9]. Представление "классической" математики о бесконечном числовом пространстве возникло в ней по аналогии с расхожим представлением дорелятивистской физики о бесконечной протяженности физического пространства. Но, подобно тому, как реальное физическое пространство не существует без вещества, так и реальное числовое пространство не может существовать без образующих его чисел. Числовых пространств с монотонно возрастающими значениями, зависящими лишь от координат, вообще не существует, это - искусственная конструкция.
Эрнст Кассирер справедливо замечал во втором томе работы "Философия символических форм": ": гомогенное пространство никогда не бывает данным, а лишь конструктивно-порождаемым - подобно тому, как геометрическое понятие гомогенности может быть выражено постулатом, согласно которому из любой пространственной точки во всех местах и всех направлениях могут осуществляться одни и те же конструкции. В пространстве непосредственного восприятия этот постулат не может быть реализован нигде. Здесь отсутствует строгая однородность мест и направлений, напротив, каждое место обладает своеобразием и собственной значимостью. Пространство зрения, как и пространство осязания, сходятся в том, что они, в противоположность метрическому пространству евклидовой геометрии, "анизотропны" и "негомогенны": "основные направления организации: спереди-сзади, сверху-снизу, справа-слева оказываются и в одном, и в другом психологических пространствах неравноценными".
Пространство рациональных чисел - лишь координатная сетка, наброшенная на мир, и большой ошибкой было отождествление ее с самим миром. Геометрическая модель реального числового пространства - шар, образованный лучами, выходящими из его центра. Каждый такой луч геометрически представляет "овеществленную память" гилетического числа. Геометрическое представление гилетического числа есть объемное тело, даже не трехмерное, а, по крайней мере, четырехмерное, - в качестве четвертого измерения выступает "луч памяти" гилетического числа - "опространственное" время.
В одной из завершающих глав "Диалектических основ математики" Лосев писал: "Четырехмерное пространство является первым полным пространством с точки зрения диалектики" [10]. (Сопоставимо с возведением в степень как первой некоммутативной операцией).
Давно замечено, что слушание настоящей хорошей музыки убеждает даже самых, казалось бы, неисправимых скептиков (которых не могут убедить никакие "онтологические доказательства" и вообще логические выкладки) в Главнейших и Вечных истинах о неразрушимости душевного и духовного миров - во время слушания этой музыки ни у кого не возникает никаких сомнений, - Истина не доказывается, а воспринимается непосредственно. Отчетливо ощущается, что душа не имеет границ, что не душа находится в пространстве, а пространство в душе.
Стало почти общепризнанным противопоставление музыкальности, понимаемой в смысле передачи тончайших, невыразимых словами, состояний души, и математической строгости. Действительно, если понимать под математизацией сведение этих состояний к простейшим числовым закономерностям, то такая редукция может привести лишь к грубому пародированию этих состояний. К математике, понимаемой таким образом, вполне применимо известное высказывание Г.Г. Нейгауза: "математика и музыка находятся на крайних полюсах человеческого духа. Этими двумя антиподами ограничивается и определяется вся творческая деятельность человека [11]".
Однако если мы обратимся к первоначальному значению греческого слова mathema, введенному пифагорейцами, мы увидим, что они понимали математику не как особую область знания, предметно отличающуюся от других, а как "знание, познание, науку, точное определение чего-либо". При этом сам предмет этого "точного определения" совершенно не обязательно должен быть отвлеченным. Этим предметом может быть и вполне конкретное число, являющееся, вместе с тем, и mousikos - музыкальным. Если принять это оценочное, а не предметное, определение математики, то математика и музыка перестают восприниматься в качестве полярных областей человеческого духа, а становятся двумя аспектами единой сущности, которую по праву можно назвать гилетикой в Святоотеческом смысле слова. Точность (математичность) гилетики таким же образом не противоречит адекватности выражения (музыкальности), как разум не противостоит вере, а находится с ней в неразрывном синтезе (в отличие от "лжеименного разума"). Недаром Лосеву принадлежат знаменитые афоризмы: "Вера есть требование предельно развитого разума" и "Верую, потому что максимально разумно".
Мы уже неоднократно обращались в этом докладе к этимологии древних языков, - такой, казалось бы, далекой от математики сфере знания. Но приведенные примеры дают понять, что знание древних языков - это не прихоть. Оно совершенно необходимо для этимологического анализа, без которого немыслимо прояснение смысла основных понятий.
По мысли, неоднократно высказывающейся крупнейшим современным алгебраистом А.Н. Паршиным [12], алгебру можно уподобить языку, состоящему из одних местоимений. Оперируя семантизированными числами, то есть именами существительными, гилетика станет семантической противоположностью алгебры. Именно семантизированное число соответствует пифагорейскому представлению о числе, как сокровенной сущности вещи, а не отвлеченной конструкции ума.
На протяжении XX столетия было убедительно доказано, что человеческая память хранит в неизменной форме всю воспринятую индивидом сенсорную информацию. Самым ярким подтверждением этого может служить память самого Алексея Федоровича. Его память имела поистине безграничную вместимость. Более сорока лет, не имея возможности видеть не только плоды своих трудов, но и любимые книги, он видел их внутренним зрением и совершенно свободно ориентировался в своей двадцатитысячной библиотеке, зачастую помогая очередному "зрячему" секретарю не только найти необходимую для работы книгу, но и указывая нужную страницу. А ведь Алексей Федорович мог в последний раз видеть ее более полувека назад! Поэтому и было строжайшим образом запрещено менять расстановку книг, сложившуюся после переезда на Арбат осенью 1941 года.
Хранилищем памяти является не трехмерная "оболочка" мозга, а все многомерное пространство состоявшегося. Всем известен феномен, когда повторное прослушивание музыкального произведения дает слушателю больше, чем первое. Сознание слушателя продолжает обогащать музыкальное произведение, хранящееся в памяти, не только во время слушания, но и в промежутках между прослушиваниями, и эта совместная жизнь слушателя и музыкального произведения никогда не прекращается. Феномен жизни музыки в душе слушателя - полная противоположность амортизации записи, свойственной сегодняшним записывающим устройствам.
Вновь переживая уже некогда пережитое, мы взаимодействуем не с прошлым, а с фрагментом вечно пребывающего в настоящем континуума памяти. С точки зрения гилетики, время - это созидание Памяти. Hyle - это вещество памяти, тогда как materia - это вещество мгновения, вещество "стоп-кадра".
При воспроизведении информация, хранящаяся во "внутреннем пространстве" Состоявшегося, актуализируется в виде гилетических чисел, приобретает пространственно протяженную форму, становясь достоянием не только вспоминающего индивида, но и всех воспринимающих эту форму лиц. Именно гилетика явится подтверждением разумом нашего упования, выраженного в Символе Веры: "Чаю воскресения мертвых и жизни Будущего Века"!
Впервые опубликовано здесь.
1. Лосев А.Ф. Бытие - Имя - Космос. М., Мысль, 1993. С. 786.
2. Лосев А. Ф. Форма - Стиль - Выражение. М., Мысль, 1995. С. 496.
3. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии.
4. Тахо-Годи А.А. Лосев. М., Молодая гвардия, 2007. С. 169.
5. Лосев А.Ф. Хаос и структура. М., Мысль, 1997. С. 26.
6. Куликов В.В., Гаврилов Д.А., Ёлкин С.В. Универсальный искусственный язык "hООМ-Диал", М., Гэлэкси Нэйшн, 1994. С. 73 - 94.
7. Троицкий В.П. Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева. М., Аграф, 2007. С. 205 - 214.
8. Лосев А.Ф. "Я сослан в XX век:". М., Время, 2002. Том 2. С. 358.
9. Лосев. "Я сослан в XX век:". М., Время, 2002. Т. 2. С. 579.
10. Лосев А.Ф. Личность и Абсолют. М., Мысль, 1999. С. 558.
11. Нейгауз Г.Г. Об искусстве фортепианной игры. М., 1982. С. 14.
12. Паршин А.Н. Путь. Математика и другие миры. Добросвет, 2002. С. 85.